– Господи боже мой, ну и тарарам! – громко проворчала седая женщина в розовой шелковой косметической маске и села в постели. Ей казалось, что от шума весь дом вибрирует. Она сердито стянула маску, скрывавшую глаза, светлые и холодные, точно льды Арктики. – Таня! Мигель! – крикнула женщина прокуренным голосом. – Идите сюда!
Она подергала шнур у кровати. В глубине загородной резиденции Престонов залился звонок, привлекая внимание слуг.
Однако страшный рев уже оборвался. Он звучал всего несколько секунд. Впрочем, этого хватило, чтобы напугать ее и прогнать сон. Она откинула одеяло, слезла с кровати, ураганом промчалась к балконным дверям. Настежь распахнула их, и жара буквально высосала воздух у нее из легких. Женщина шагнула на балкон и, прикрывая ладонью глаза от слепящего солнца, посмотрела в сторону Кобре-роуд. В свои пятьдесят три года она и без очков видела достаточно хорошо, чтобы разглядеть, что пронеслось в опасной близости от ее дома: на юго-запад, поднимая пыльную бурю, продвигались три вертолета. Через несколько секунд они исчезли, оставив Селесту Престон в такой ярости, что она готова была рвать и метать.
К дверям балкона подошла Таня – коренастая и круглолицая. Она собралась с духом, готовясь выдержать бешеный натиск хозяйки.
– Sí[7], сеньора Престон?
– Ты где была? Я думала, нас бомбят! Что, черт возьми, происходит?
– Не знаю, сеньора. Наверное…
– А-а, ладно, принеси-ка мне выпить! – фыркнула Селеста. – А то нервишки совсем разыгрались!
Таня ушла вглубь дома за первой сегодняшней рюмкой для хозяйки, которая стояла на высоком балконе с мозаичным полом из красной керамической мексиканской плитки, стискивая узорчатые кованые перила. С этой выгодной позиции видны были конюшни, кораль и манеж – естественно, бесполезные, поскольку все лошади были проданы с аукциона. Кольцо асфальтированной подъездной дорожки охватывало большую клумбу с жалкими останками пионов и маргариток, побуревших на солнце: система опрыскивания давно вышла из строя. Лимонно-желтый халат прилипал к спине; пот и жара еще пуще разожгли ярость Селесты. Она вернулась в относительную прохладу спальни, сняла трубку розового телефона и, ожесточенно тыча наманикюренным пальцем в кнопки, набрала номер.
– Контора шерифа, – растягивая слова, ответил чей-то мальчишеский голос. – Полицейский Чаффин слушает…
– Дайте Вэнса, – перебила она.
– Э-э… Шериф Вэнс на патрулировании. Это…
– Селеста Престон. Я желаю знать, кто летает на вертолетах над моей собственностью в… – она нашла глазами часы на белом ночном столике, – в семь часов двенадцать минут утра! Эти сволочи мне чуть крышу не снесли!
– На вертолетах?
– Ты плохо слышишь? Кому говорят: три вертолета! Пронесись они чуть ближе, так одеяло бы с меня сдули, черт тебя подери! Что творится?
– Э-э… не знаю, миссис Престон. – Помощник шерифа несколько оживился, и Селеста представила себе, как он сидит за рабочим столом, весь обратившись в слух. – Если хотите, я свяжусь с шерифом Вэнсом по рации.
– Хочу. Скажите ему, чтобы живо ехал сюда.
Она повесила трубку раньше, чем молодой человек успел ответить. Вошла Таня и на одном из оставшихся серебряных подносов подала ей «Кровавую Мэри». Селеста взяла бокал, стебельком сельдерея размешала жгучие перчинки и в два глотка выпила коктейль почти до дна. Сегодня Таня добавила чуть больше соуса табаско, чем обычно, но Селеста и не поморщилась.
– С кем мне сегодня надо чесать языком? – Она провела запотевшим краем стакана по высокому, изрезанному морщинами лбу.
– Ни с кем, в расписании чисто.
– Слава тебе господи! Что, шайка проклятых кровососов дает мне передышку?
– Встреча с мистером Вейцем и мистером О’Коннором у вас назначена на утро в понедельник, – напомнила Таня.
– Так то в понедельник. К тому времени я, может быть, умру.
Селеста допила «Кровавую Мэри» и возвратила бокал на поднос. Ей пришло в голову, что можно вернуться в постель, но уж слишком она завелась. Целых полгода одна проблема сменяла другую, не говоря уже о моральном ущербе. Иногда Селесте казалось, что она – боксерская груша в руках Господа. Женщина знала, что много раз в жизни поступала нечестно и некрасиво, но расплата за грехи оказалась весьма своеобразной.
– Что-нибудь еще? – Темные глаза Тани смотрели бесстрастно.
– Нет, все. – Но не успела горничная дойти до массивной двери из красного дерева, как Селеста передумала. – Погоди.
– Да, сеньора?
– Только что… я не хотела тебя обидеть. Просто… знаешь, такие времена.
– Я понимаю, сеньора.
– Хорошо. Послушай, если вам с Мигелем захочется когда-нибудь отпереть бар для себя, валяйте, не стесняйтесь. – Хозяйка пожала плечами. – Незачем спиртному пропадать зря.
– Я учту, миссис Престон.
Селеста знала, что разговор напрасный. Ни Таня, ни ее муж не пьют. Впрочем, может, оно и лучше: у кого-то в этом доме должна оставаться ясная голова, хотя бы для того, чтобы держать на расстоянии стервятников в человеческом обличье. Глаза Селесты встретились с Таниными.
– А знаешь, тридцать четыре года ты зовешь меня или «миссис Престон», или «сеньора». Неужели ни разу не хотелось назвать меня Селестой?
Таня смущенно покачала головой:
– Неоднократно, сеньора.
Селеста засмеялась; это был искренний смех женщины, хлебнувшей нелегкой жизни и когда-то гордившейся грязью, остававшейся под ногтями после родео. Она понимала, что победа и проигрыш – две стороны одной медали.
– Ну и фрукт же ты, Таня! Я знаю, что ты всегда не слишком меня любила, ну да ничего. – Улыбка Селесты растаяла. – Мне по душе, что вы здесь в эти последние месяцы, хотя и не обязаны оставаться.
– Мистер Престон всегда очень хорошо к нам относился. Долг платежом красен.
– Вы свой долг давно вернули. – Миссис Престон прищурилась. – Скажи-ка мне, только не ври: первая миссис Престон лучше сумела бы расхлебать эту чертову кашу?
Лицо горничной осталось бесстрастным.
– Нет, – произнесла она наконец. – Первая миссис Престон была женщина красивая и изящная… но вашей смелостью не обладала.
Селеста хмыкнула:
– Да, зато с головой все было в порядке. Потому-то сорок лет назад она и удрала из этой чертовой дыры!
Таня резко свернула на более спокойную почву:
– Что-нибудь еще, сеньора?
– Не-а. Но очень скоро должен появиться шериф, так что будьте начеку.
Таня, держась очень прямо и чопорно, покинула комнату и простучала каблуками по дубовому полу длинного коридора.
Селеста прислушалась. Как пусто и гулко в доме без мебели! Конечно, что-то еще осталось – например, кровать, туалетный столик и обеденный стол внизу, – но немного. Она прошла вглубь комнаты, достала из затейливо украшенной серебряной шкатулки тонкую черную сигару. Хрустальная французская зажигалка ушла с аукциона, поэтому Селеста прикурила от спички из коробка с рекламой клуба «Колючая проволока». Вернулась на балкон, выдохнула едкий дым и подставила лицо безжалостному солнцу.
Опять пе́кло. Впрочем, бывало и хуже. Ничего, однажды неразбериха с юристами, властями штата и налоговой инспекцией закончится, неприятности рассеются, как облако под сильным ветром, и она заживет по-новому.
– По-своему, – проговорила она вслух, и морщины вокруг рта стали резче.
Селеста задумалась о том, как далеко ушла от деревянной лачуги в Галвестоне.
Теперь она стояла на балконе тридцатишестикомнатной асьенды в испанском стиле, на ста акрах земли – пусть даже в доме не осталось мебели, а угодья были каменистой пустыней. В гараже – канареечно-желтый «кадиллак», последняя из шести машин. На стенах залов, там, где раньше висели полотна Миро, Рокуэлла и Дали, зияли пустоты. Картины ушли с аукциона чуть ли не раньше всего, вместе со старинной французской мебелью и коллекцией Уинта, насчитывавшей почти тысячу чучел гремучих змей.
Банковский счет Селесты заморожен крепче ледников Арктики, но этой проблемой занимался целый полк далласских юристов, и она знала, что в любой день ей могут позвонить из конторы, в названии которой стоит семь фамилий, и скажут: «Миссис Престон? Хорошие новости, золотко! Мы отследили недостающие фонды, и налоговое управление согласилось на проплату задним числом, посредством ежемесячных взносов. Конец неприятностям! Да, мэм, старый Уинт все ж таки позаботился о вас!»
Селеста знала: старый Уинт тот еще жук! Он лавировал среди правительственных уложений об инвестициях и статей налогового законодательства, корпоративных законов и президентов банков, как техасский смерч. Но во второй день декабря старика хватил удар, и расплачиваться со всей бандой пришлось Селесте.
Она посмотрела на восток, где виднелся рудник, а за ним Инферно. Шестьдесят с лишним лет назад сюда из Одессы в поисках золота явился Уинтер Тедфорд Престон с мулом по кличке Инферно. Золото от него ускользнуло, но он отыскал малиновую гору – мексиканские индейцы говорили, будто она состоит из священной целебной пыли. Хотя образование Уинта составляло семь классов средней школы, природа наделила его чутьем геолога, и парень смекнул, что пахнет не священной пылью, а горной породой, богатой медью. Рудник Уинта начался с одной-единственной дощатой хижины, пятидесяти мексиканцев и индейцев, пары фургонов и множества лопат. В первый же день его работы из земли достали дюжину скелетов, и тогда-то Уинт понял, что мексиканцы больше ста лет хоронили в горе своих покойников.
Прошло совсем немного времени, и однажды мексиканец с кайлом вскрыл сверкающую жилу богатой руды. Она стала первой из многих. В двери Уинта то и дело стучали всё новые и новые техасские компании, тянувшие через штат телефонные кабели, линии электропередачи и водопровод. А сразу за рудной горой выросло сперва несколько палаток, потом деревянные и глиняные дома, следом – каменные церкви и школы. Проселочные дороги посыпали гравием, потом замостили. Селеста вспомнила, как Уинт говорил: мол, однажды ты оглянешься и на месте бурьяна увидишь город. Его жители, главным образом рабочие с рудника, избрали Престона мэром. Уинт под влиянием текилы дал городу название Инферно и поклялся воздвигнуть в его центре памятник своему верному старому мулу.
Но, несмотря на все старания, Инферно так и остался городом одного мула. Здесь было слишком жарко и пыльно, очень далеко до больших городов, и стоило выйти из строя водопроводу, как население в мгновение ока начинало умирать от жажды. Но народ все прибывал. «Ледяной дворец» подключился к главной магистрали водопровода и намораживал глыбы льда, по воскресным утрам звонили церковные колокола, хозяева лавчонок делали деньги, телефонная компания тянула линию и обучала операторов, а шаткий деревянный мост, соединявший берега Снейка, заменили бетонным. Были вбиты первые гвозди в доски Окраины. Уолта Трэвиса выбрали шерифом, а через два месяца застрелили на улице, впоследствии названной в его честь. Преемник Трэвиса держался на своей должности, пока его не избили так, что он оказался в двух шагах от райских врат и очнулся уже в поезде, который мчался на север, к границе штата. Постепенно, год за годом, Инферно пускал корни. Но так же постепенно Горнодобывающая компания Престона съедала красную гору, где спали умершие сотни лет назад индейцы.
Селеста-стрит раньше называлась Перл-стрит, по имени первой жены Уинта. В промежутках же между женитьбами оставалась Безымянной. Такова была сила влияния Уинта Престона.
Селеста в последний раз затянулась сигарой, затушила ее о перила и выкинула.
– Эх, доброе было времечко, – негромко сказала она.
С тех самых пор, как Селеста встретила Уинта (она тогда пела ковбойские песенки в маленькой галвестонской закусочной), они жили как кошка с собакой. Селесту это мало трогало – она могла переорать бетономешалку и руганью загнать Сатану в церковь. Правда заключалась в том, что, несмотря на его баб, пьянство и карты, невзирая на то, что Уинт почти тридцать лет держал ее в неведении относительно своих дел, она любила мужа. Когда меньше трех лет назад месторождение иссякло и даже отчаянное применение динамита не помогло вскрыть новую жилу, Уинт Престон понял: его мечта умирает. Теперь Селеста ясно сознавала, что муж тогда помешался: он бросился снимать деньги со счетов, распродавать акции и облигации, собирая наличные с неистовством маньяка. Но куда исчезли почти восемь миллионов долларов, осталось тайной. Может быть, он открыл новые счета на вымышленное имя; может быть, уложил все деньги в жестяные коробки и зарыл в пустыне. Как бы там ни было, накопленное за всю жизнь сгинуло, и, когда налоговое управление подступилось к вдове, требуя внесения задним числом огромных штрафов, платить оказалось нечем.
Теперь этим занимались юристы. Селеста отлично знала, что она сама – всего-навсего сторож, и ее дорога – обратно к кабачку в Галвестоне.
Она увидела, как сине-серая патрульная машина шерифа свернула с Кобре-роуд и не спеша покатила по асфальту. Селеста ждала, обеими руками вцепившись в перила, – несгибаемая маленькая фигурка на фоне многотонной громады пустого дома. Женщина стояла совершенно неподвижно. Машина проехала по кругу подъездной аллеи и остановилась.
Открылась дверца, и медленно, чтобы не слишком потеть, вылез мужчина, весивший в два с лишним раза больше Селесты. Тем не менее и бледно-голубая рубашка на спине, и внутренняя лента светлой ковбойской шляпы пропитались потом. Живот вываливался из джинсов. Наплечная кобура, короткие сапоги из кожи ящерицы. Шериф Вэнс.
– Быстро же вы, однако! – язвительно крикнула Селеста. – Если бы дом горел, я бы сейчас стояла на пепелище!
Шериф замер, поднял голову и обнаружил на балконе Селесту. Как и его любимый герой, сорвиголова из фильма «Хладнокровный Люк»[8], он был в темных очках с зеркальными стеклами. В выпирающем животе урчал вчерашний ужин – энчилады[9] с бобами. Вэнс осклабился.
– Кабы дом занялся огнем, – проговорил он тягучим и сладким, как горячая патока, голосом, – надеюсь, у вас хватило бы здравого смысла позвонить пожарным, миссис Престон.
Селеста промолчала, неподвижно глядя сквозь него.
– Чаффин мне перезвонил, – продолжал шериф. – Сказал, вас разбудили вертолеты. – Он старательно изобразил, что исследует безоблачное небо. – Тут нигде ни единого.
– Их было три. Летали над моей собственностью. Я такого шума в жизни не слыхала. Хочу знать, откуда они и что происходит.
Шериф пожал толстыми плечами.
– По мне, так везде тишь да гладь. Все тихо-мирно. – Усмешка шерифа стала шире и теперь больше походила на гримасу. – По крайней мере, было. До сих пор.
– Они улетели вон туда. – Селеста показала на юго-запад.
– Ну ладно, может, если я потороплюсь, так подрежу им нос. Вы этого от меня хотите, миссис Престон?
– Я хочу, чтобы вы не ели свой хлеб даром, шериф Вэнс! – холодно ответила она. – То есть полностью контролировали все, что делается в округе! Я заявляю, что три вертолета чуть не выдернули меня из постели, и хочу знать, чьи они! Понятно?
– Да вроде. – Гримаса намертво прилипла к квадратному щекастому лицу с двойным подбородком. – Теперь-то они уже в Мехико, не иначе.
– Да плевать, хоть в Тимбукту! Эти сволочи могли вломиться ко мне в дом!
Упрямство и тупоумие Вэнса приводили Селесту в ярость. Будь ее воля, его никогда бы не переизбрали шерифом, но он долгие годы лебезил перед Уинтом и на выборах легко одержал победу над соперником-мексиканцем. Однако Селеста видела его насквозь и знала, что за веревочки дергает Мэк Кейд, а еще понимала (нравилось ей это или нет), что теперь Мэк Кейд стал правящей силой в Инферно.
– Вы лучше успокойтесь. Примите таблетку от нервов. Моя бывшая жена обычно так делала, когда…
– Видела вас? – перебила Селеста.
Шериф зычно, но невесело расхохотался.
– Нечего злиться, миссис Престон, это не к лицу такой леди, как вы. – «Показала свою натуру, стерва?» – подумал он и нетерпеливо спросил: – Так, стало быть, вы хотите подать заявление о нарушении тишины неустановленными лицами на трех вертолетах, пункт приписки или владелец, а также место назначения неизвестны?
– Абсолютно точно. Что, для вас это слишком трудно?
Вэнс хмыкнул. Он не мог дождаться, когда эту бабу пинком под зад вышвырнут из города; тогда можно откапывать коробки с деньгами, которые спрятал старый Уинт.
– Мне кажется, я справлюсь.
– Надеюсь. За то вам и платят.
«Ишь, раскомандовалась, – подумал он, – чеки-то мне выписываешь не ты, это уж точно!»
– Миссис Престон, – спокойно, словно говорил с недоразвитым ребенком, произнес он, – лучше уйдите с солнцепека. Неужто охота, чтоб мозги сварились? Да и нам ни к чему, чтобы вас хватил инсульт. – Он одарил ее своей самой приятной, самой невинной улыбкой.
– Делайте, что сказано! – фыркнула Селеста, а потом повернулась к перилам спиной и демонстративно возвратилась в дом.
– Есть, мэм! – Вэнс шутовски козырнул и сел за руль; влажная рубашка немедленно прилипла к спинке сиденья.
Он завел мотор и поехал обратно к Кобре-роуд. Костяшки пальцев крупных волосатых рук, державших баранку, побелели. Шериф свернул налево, к Инферно, и, набирая скорость, проорал в открытое окно:
– Нашла дурака, чтоб тебя!